| Статистика |
|---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Личный сайт Михаила Коротунова
Каталог статей
Мой дом.Часть вторая
Дома не прекращались рассказы в виде отчета для ребят со двора. Больше половины наиправдивейших воспоминаний встречалось скептическим: «врешь». Двор был страшно недоверчив и представлял скорее колонию малолетних преступников. Причем в детсадах и школах все были октябрятами, пионерами, подчиняясь вектору воспитания будущих граждан СССР, но во дворе царили совсем другие законы.
Вот, дядя Леня приехал из Индии. Был он там в командировке и привез массу рассказов, разных диковинных предметов, подарков. И «Волгу».
Кажется, каждые выходные у нас были гости. Или мы у кого-то в гостях. Когда мы бывали у дяди Лёни, любовались стереоскопическими видами Индии. Держали в руках настоящий кокос. Силились натянуть настоящий лук. И, конечно, слушали его рассказы.
Нам с сестрой он подарил по рупии, которые позже оказались самой мелкой индийской монетой, и по одежке. Мне досталась рубаха с коротким рукавом, и шорты.
Выпуская во двор погулять, меня хотели нарядить в эти одежки.
- Рубашку я носить не буду!
- А в чем дело?
- На ней пуговицы квадратные.
- Такие фартовые пуговицы, давай-ка наденем.
- Нет, меня во дворе задражнят! Где вы видели квадратные пуговицы?
- Вот, видим замечательную рубаху с прекрасными квадратными пуговицами. Их вся Индия носит.
-Так это Индия! А здесь такие носить нельзя! Нельзя и все.
- Глупость какая-то! Из-за пуговиц рубаху не носить! Это кто придумал? Вовка с шестой?
- Почему обязательно Вовка, а хоть бы и Вовка, не буду носить эту индийскую рубаху! Не буду и всё!
Никакие уговоры так и не помогли. Рубаха провисела в шкафу какое-то время и была задарена кому-то из родственников. Та же участь ждала и шорты. Ну как можно носить эти подштаники? Как не понять? Не носят нормальные мальчики такие короткие штаны.
- Да мы сами такие носили, до войны носить рады были всё, что дадут. Не хватало.
- То до войны, а не сейчас. Сейчас в таких штанах никто не выйдет во двор.
- Глупые ваши правила! Носить надо то, что дадут.
- Не пойду гулять в них! Никогда.
- Ну и не ходи!
А еще дядя Лёня подарил нам жевательную резинку.
- Смотри, это такая конфета, которую нельзя глотать. Жевать можно, но глотать нельзя! Ты понял?
- А зачем такая конфета, которую глотать нельзя?
- Такая она особенная. Ну что, будешь пробовать?
После самого строгого инструктажа резинку дали, но тщательно следили, чтобы пожевав, я отдал ее назад.
- Положим ее в спичечный коробок, потом, когда опять захочешь, снова дадим.
Через время непонятная резиновая конфета, которую нельзя глотать, стала привычным делом. Она покоилась на спичке в спичечном коробке. Было даже интересно, что она никогда не кончается.
Как-то раз, выходя во двор, я умудрился захватить с собой чудесную конфету.
- А у меня есть бесконечная конфета.
- Как это, бесконечная?
- Её можно пожевать-пожевать и положить в коробок. А потом, когда опять захочешь, достать и всё!
- Дай попробовать!
- Только, чур, не глотать!
- Давай!
Все с замиранием сердца смотрели, как приятель жует бесконечную конфету.
- Ну как? Вкусно?
- Угу!
- Дай и мне!
- И мне.
- Я на очереди!
Все, кто оказался во дворе в это время пробовали странную конфету. Каждый новый эксперт проходил строгий инструктаж. Правда, это не помогло. Не в этот день, в какой-то другой, уже опытные жевальщики, профукали таки резинку! Один из нас сглотнул чудо конфету к большому разочарованию остальных.
А монетку я удачно сменял на первый железный советский рубль! Увидел у своей невесты Людки из восьмой квартиры и сделал предложение, от которого она не могла отказаться. Я сказал, что монета золотая, а рубль только железный. Твой папа завмаг еще принесет, таких рублей будет скоро как грязи. А где ты рупию найдешь?
Наконец, её сердце дрогнуло. Только выйдя во двор, и убедившись в её согласии, мы поспешили домой, что вызвало недоумение вездесущей бабушки.
- Вы куда?
- Мы дома играть будем, на улице нет никого.
- Ну, играйте.
Заветная шкатулка сестры, не свою же рупию отдавать, пряталась в кладовке, и, улучив момент, я произвел обмен. Рубль лежал в нагрудном кармане, индийская копейка тоже, поскольку у Людмилы кармана не оказалось. После процедуры обмена мы поспешили на улицу, а этого не стоило было делать.
- Вы куда?
- Мы гулять на улицу.
- Там же нет никого?
- Уже вышли.
Я боком пробирался к двери рукой прикрывая карман.
- А что у тебя в кармане?
- Ничего!
- Дай, посмотрю!
И я засыпался со всеми вытекающими подробностями.
Но время шло, и мы из детсада перекочевывали в школу. В первый же день 1 сентября я был оставлен на попечительство сестры, потому не стоит удивляться, что мы к открытию опоздали и меня просто с разгона втолкнули в класс. Оттого школа закрепилась в памяти как нечто не вполне серьезное. Я занял место у парты и после приветствия учитель сказал:
- Садитесь, дети.
Но человек пять, и я среди них, посчитали, что одного слова «садитесь» не достаточно. Мы стояли в твердой уверенности, что поступаем правильно, а остальные просто поторопились. Бедной Софье Александровне пришлось каждого сажать отдельно, сопровождая слова руками. В классе оказался мальчик с нашего двора, Жулинский Вова. Начались поиски новых друзей и приобретение новых врагов. Во враги попали близнецы, которых было сразу две пары. Братья Беланы постоянно менялись со мной пальто, книгами, чернильницами и сумками со второй обувью. Хорошо, что пальто было маркировано вышитыми инициалами, но уличить в подлоге было не всегда легко. Когда, в очередной раз, я видел на вешалке пальто с покроем, как у моего, но во много раз потертее, я шел на поиски беспокойных близнецов, и вступал с ними в конфронтацию. С книгами было проще, подлог обнаруживался почти сразу, и мне достаточно было просто улучить момент и поменять шило на мыло. Братья Беланы были хитрыми и на моих книгах отыскивали тайные знаки, стирали их и ставили свои. Но и это было для меня не помеха. Так время от времени мы совершенствовали игру новыми тонкостями. Другие близнецы были братья Родовичи. С ними отношения не отличались стабильностью. То мы были приятелями не разлей вода и прятали дневники друг друга от учителя, что бы тот не вписал очередную двойку, то вступали в непримиримые противоречия и тузили друг друга на каждой перемене. Сложные отношения складывались с девчонками. Три, четыре из них были единодушно определены мужской половиной в красавицы. Это было карикатурно, когда на праздник мы наперебой стремились воткнуть свои подарки одной из них под парту. И надо же среди этой конфликтной ситуации учительнице посадить меня с первой красавицей за одну парту! Что тогда началось! Я старался отвоевать свою часть парты, чтобы на неё и тень чужая не падала. В ответ моя тетрадь была сброшена на пол. Тогда я незаметно бросал куски промокашки в чернильницу своей визави и с наслаждением смотрел, как с пера ручки падает жирная клякса в ее тетрадь. Она вымазывала меня зеленкой, поскольку относилась к санитарной звездочке. И мне ничего не оставалось, как влепить ей в волосы кусок пластилина. Видя нашу решимость извести друг друга, Софья Александровна, наша учительница, рассадила нас на разные ряды. Воцарился мир. Теперь только на переменках вдруг сверкала вспышка немотивированной агрессии, но звонок, как боксерский гонг, останавливал бой.
Учиться в школе было скучно и не интересно. Знала, как меня занять только учительница математики. Она давала мне книгу по литературе и требовала, чтобы я выучил очередное стихотворение на целый лист. Для меня это было раз плюнуть, так как я знал все школьные стихотворения, которые до меня задавали сестре. Она учила вслух, а я просто возился с игрушками на ковре и мотал на ус. Когда же мне приходилось учить стихи в свое время, оставалось только напомнить суть, и дело в шляпе. Но заняв меня стихами, математичка отвлекала меня и моих приятелей от баловства, и это позволяло вести спокойно урок. Но так поступала только одна учительница. Остальные боролись обычной записью в дневник «Родители, придите в школу, ваш сын баловался». Это повторялось ежедневно, и к среде получать по незажившей попе уже было невмоготу. Кроме прочего экзекуция усугублялась угрозами применить широкий флотский ремень, висящий в кладовой. Это сильно воздействовало на мой рев, но абсолютно никак на поведение в школе, за которое ежедневно получал двойку. Создавалось угрожающее положение, осложнявшееся тем, что утром меня ждали старые, рваные спортивные штаны. Мне объяснялось, что нормальная одежда таким негодным ученикам не положена. В слезах я вымаливал отсрочку приговора на сегодня, но в школе все повторялось заново. После очередной записи «Поведение на уроке 2», пришло простое решение потерять дневник. Дома весть о потере приняли скептически, мать по странному стечению обстоятельств оказалась дома и проявила интерес к истории с дневником до того живо, что отправилась в школу со мной на его поиски. В школе дневник, как ни странно, нашелся. Уборщица будто специально нас ожидала в фойе и торжественно вручила маме дневник со словами, «А, это ваш двоечник потерял». Я навсегда возненавидел персонал школы за их безучастность к проблемам педагогики. Дома ждала порка, а завтра все повторялось вновь. Ноги не хотели нести меня домой, и до самого подъезда я не знал, как пережить эту неприятность. Единственное, что скрашивало дорогу, проходящую мимо Госбанка, было то, что мы приставали к конвоирам с нелепым вопросом: «дяденька, покажи пистолет» и часто нам показывали, что удивительно. На мое счастье, как я думал, у дома я заметил маленькую кирпичную тумбочку вокруг газовой трубы, выходящей из-под земли. А у той тумбочки было маленькое отверстие в кирпичном теле. Вот туда-то я и поместил дневник, который упал на дно тумбочки. Дома ждал наскучивший диалог.
- Как дела?
- Нормально!
- Опять двойка?
- Нет, ничего не поставили.
- А дневник где?
- Потерял!
- Не раздевайся, искать идем.
- Я уже искал, был в парте, потом исчез. У уборщиц спрашивал, они не видели.
- Ладно, садись кушать.
На пятой ложке супа в дверь позвонили.
- Это тут двоечник Миша живет? А мы тут тумбу перекладывали, дневник, вот, нашли. Нужен?
- Конечно, давайте, спасибо.
Снова меня воспитывали битьем. Снова нервы, плач, боль. И чего они туда полезли? Нормальная же тумба была! Новенькая совсем. Но вслух я взывал к милосердию, искренне, но бесполезно.
Наступил следующий день, следующая двойка, следующая беспросветно надвигающаяся беда. Уже дойдя до самой двери, я подняв голову увидел открытую ляду чердака. Решение пришло тот час. Поднявшись по лестнице, я обследовал чердак и узнал много интересного. Пол чердака был густо засыпан шлаком. Шлаком, с которого все началось. Дневник был зарыт в этот шлак. Настроение сразу поднялось и, бодрее обычного, я спустился и позвонил в дверь. Мать снова была дома. Это не предвещало ничего хорошего. Сначала трепки давала она, потом вечером лупил отец. Два в одном. Или два вместо одного. Но дневник зарыт надежно! Найти его тяжелее, чем отрыть пиратский клад! Бояться нечего!
После сакраментального вступительного диалога сажусь за стол есть, по привычке затылком вслушиваюсь в происходящее. Мать стирает постельное белье. Ничего не предвещает беды. И тут она берет веревку, таз с постирушкой и выходит на площадку. Я ожидал, что она пойдет на улицу, а она полезла на чердак. Я низко склонился над тарелкой, но это не помогло! Как ей удалось найти дневник с двойкой в шлаке, так же все хорошо начиналось.
Окончательно разуверившись в возможности потерять дневник, я перевернул очередную страницу истории. Теперь после уроков я тщательно переписывал страницу дневника и переносил все оценки и подписи, кроме двоек, конечно. А испорченую двойкой безжалостно уничтожал. Неделю мне удавалось лавировать в мутной воде просвещения, а потом дневник стал тоньше обычной тетради, что вынуждало применять новые технологии. Но и неделя без порки была большой трудовой победой! Позже я применял последовательно лезвие, хлорку, аммиак, подставной дневник для родителей и прочие ухищрения и так бы и продолжалось, но я рос и, видимо, вырос из этих шпионских приключений. Двоек стало меньше, доверие росло, залеты случались по другому поводу.
Ребята из нашего двора попали в три школы, потому одногодки оказались в разных углах города. Придя с занятий, мы тот час забывали обо всем и начинали увлекательные игры до позднего вечера пока не придут родители с работы. Учить уроки до их прихода решительно не было никакой возможности. Когда нас пытались лишить этой возможности, мы выдумывали такие невероятные истории, на которые нельзя было не отреагировать в нашу пользу. Долгое время мы отобедав после школы, сообщали, что вынуждены идти на сбор металлолома. И крыть было нечем, приходилось отпускать. А мы топали на террикон ближайшей шахты и с риском для жизни поднимались на самый верх. Уже было известно, что одна вагонетка сбрасывала породу влево, а следующая вправо. Когда порода летела в нашу сторону, мы падали и замирали в канавках, вымытых дождями. Камни проносились вниз и мы спешили вверх, зная, что у нас есть резерв по времени. Наверху мы рылись в местах, от которых поднимался смрадный серный дым, и собирали серу. А еще нас интересовали разные отпечатки папоротников и хвощей на породе, лучшими из которых мы набивали свои карманы. Дома мы старательно прятали свои трофеи. Конечно, время от времени предательский запах серы выдавал нас с головой.
- Зин, ты слышишь, горит что-то.
- Да странный запах какой-то. Чем-то пахнет таким, не пойму.
- Это не у тебя там горит что-то?
- Нет, я ничего не поджигал.
- А ну иди поближе, в чем у тебя брюки?
- Ни в чем, мы металлолом собирали.
- И много насобирали?
- Надо будет и завтра идти.
- Ну-ка снимай штаны.
- Зачем?
- Посмотрю в чем они у тебя.
Запах был стойкий, а ванна воды, в которую опустили брюки, тот час окрашивалась в черный цвет. Из-под ванны вынимались куски породы с отпечатками и драгоценную серу. Все после внушения выбрасывалось на улицу, я был бит, лишался возможности добывать ископаемые, и садился за уроки. Сера нужна была для пороха. В третьем классе я, Генка Измайлов и Саня Быстров освоили учебник по химии за четвертый класс, а там, в старом учебнике первая формула приводила процесс горения черного пороха. Оставалось добыть серу на терриконе, размолоть уголь в ступке и добавить купленную садовую селитру. Дальше следовали опыты по производству пороха и его использованию. Оптимально было бы достичь взрыва, но нам это не удавалось. Компоненты были химически не чисты, от того кроме дырки в столе, на котором готовились уроки, ничего плохого не случилось.
Мы росли, а вместе с нами росли все жильцы нашего дома. В первой квартире ничего не менялось длительное время. Анна Захаровна все также поила водой разгоряченную детвору, понемногу поливала палисадник и потихоньку старела.
Во второй квартире Борис ушел на другую квартиру и я остался без помощника в жарких спорах. Аллу определили в интернат и мы ее подолгу вообще не видели. К тете Кате по темному приходил какой-то мужчина, но он приходил с большими перерывами на год, три. В третьей все также бодро занимались всем подряд, особенно туризмом и рыбалкой. В четвертой все было по прежнему. Дядя Коля из пятой квартиры постепенно становился настоящим городским жителем, уверенным в себе. Хорошо одевался, в компании соседей все чаще рассказывал о шахтерской жизни.
Шестая квартира сотрясала пьяными скандалами с жалобами на то, что дядя Вова уже почти все вынес из дому и пропил. Вовка младший строгал пистолеты и нес на себе последствия пьянства в семье. Однажды по пьянке дядя Вова поджег елку, сам не смог справиться с огнем и дым окутал весь подъезд. Кто-то из соседей вызвал пожарных, а мы пережили стресс, оставаясь в неведении, лезть на чердак или прорываться на улицу сквозь огонь. Но пожарные налили столько воды, что два этажа долго стояли мокрые, с потеками мела на панелях. Седьмая квартира время от времени являла вспышки жестокого обращения с улыбкой на лице. Восьмая, дружественная нашей квартира, практически не менялась. Да что я говорю, такой стабильности можно только позавидовать. С утра двор наш был, в руках детворы, безраздельно почти. После обеда двор наполнялся хозяйками, справившимися с домашним объемом работ . Они рассаживались на скамейках у подъездов и обменивались новостями. Так неторопливо вялились на солнышке, встречая своих домочадцев с работы.
- Вот, смотри, твои с работы идут.
- А, ну я пошла встречать-кормить.
- Ну, иди, Савельевна, скоро и наши придут.
Позже всех являлся Иван Сергеевич. В нашем подъезде он был из тех, кто в галстуках ходил. Но это не всегда. Было два варианта появления Ивана Сергеевича с работы.
Один - при галстуке. На машине. Шофер выскакивал и торопливо заносил ящики, коробки, свертки, пока Иван Сергеевич чинно и неторопливо становился на не ровную землю, ища равновесие. Затем, он, наклонившись вперед резко нырял между рядами скамеек в открытый зев подъезда. И тишина. Это когда на машине.
Второй вариант был скромнее. Иван Сергеевич появлялся пешком, в рабочем халате, с авоськой в которой болтался тощий газетный сверток. Стеснительно буркнув «Здрасьте», он стремительно скрывался в подъезде.
Столь значительная разница объяснялась весьма просто. Иван Сергеевич был завмагом. И немного грузчиком. Или грузчиком и немного завмагом. Это как кому нравится.
Когда он был в зените карьеры – машина, шофер, ящики, галстук. Когда дела, как думается, шли не очень, - рабочий халат, авоська, «Здрасьте».
И если вы так и подумали, что частая смена профессий от невезения, то это ваша ошибка. А его искусство. Ну, не только его. В этой драме было много персонажей, но нам, в скамеечном партере показывали только один эпизод – приход Ивана Сергеевича с работы. Один актер, одно действие, все равно, что роль статиста с репликой «кушать подано».
Вы смотрели фильм «День сурка»? Сюжет помните? Герой все возвращался на круги своя. Так у нас день сурка с двойным дном был.
Иван Сергеевич был завмагом одного странного магазина. Небольшой, как сельмаг, и такой же универсальный, от трусов до шубы. Чего там только не было. Но странность не в этом. С завидным постоянством магазин горел. Горел регулярно, календарными периодами в квартал, полугодие, год.
Магазинчик был далековато от города, взорвись там хоть бомба атомная, мы бы не увидели. Только рабочий халат Ивана Сергеевича семафорил в очередной раз – пожар! И это стеснительное «Здрасьте». И нырок в подъезд. А кому было бы приятно, за плечами очередной приказ – снят с должности за бесхозяйственность. Понятное дело – вон, сколько народного добра сгорело.
Но, видимо ,завмаги нарасхват были. Особенно такие заслуженные. И спустя неделю, другую Иван Сергеевич снова приезжал на машине, в галстуке, снова шофер, ящики.
Снова строка в приказе: «в связи с производственной необходимостью перевести грузчика такого-то в завмаги». И вскоре другие строки: «за бесхозяйственность снять с занимаемой должности и перевести в грузчики». И снова «Здрасьте», халат рабочий, авоська.
И было это как волны прибоя, неотвратимо одна идет за одной. С тоской Соломона «что было, то и будет, и если кто скажет, «смотри, вот новое», то и это было в прошедших веках».
«Снять с занимаемой должности с удержанием средств на ремонт магазина»- ага, научат Родину любить!
«В виду отсутствия кадров назначить заведующим…» - да, мало подготовленных кадров, кадры решают всё!
«Понизить в должности с удержанием 20 % зарплаты» - о, это крепкий пожар случился!
«В связи с производственной необходимостью…» да что ж у них других Иванов нет! Не найти, что ли, другого. Никак нет. Необходимость. Производственная.
И так всё мое детство, отрочество и юность. Галстук – халат, ящики – авоська.
И весь районный отдел рабочего снабжения спал спокойно. Ни тебе недостач, ни краж, ни поломок.
Только Ивану Сергеевичу беспокойство.
В девятой квартире годами ничего не происходило. Дядя Саша появлялся на балконе, или возвращался навеселе с работы и всё!
Зато десятая квартира продолжала быть источником всяческих злоключений. Дело в том, что с появлением гарнитуров темного дерева, оказалось, что некоторое пространство нечем заполнять.
Набили книжные шкафы, заставили часть серванта азартно скупаемыми предметами из хрусталя, но оставался еще какой-то шкафчик неизвестного назначения, который заполняли в каждой квартире по своему усмотрению. В нашей его занимали разные геологические экспонаты. С чего все началось, никто не вспомнит, то ли дядя Кима,(нет не тот, что через стенку, а другой, муж тети Беллы), подарил кусок янтаря, привезенный с Сахалина, то ли отец привез из командировки в Осетию куски свинцовой руды, а возможно, мои куски породы с отпечатками папоротников надоумили, но совсем быстро непонятный шкафчик заполнился различными кристаллами, рудами, даже колбой с нефтью. Понятно, что такое добро не могло долго оставаться в тайне, и однажды в кругу дворовой детворы я заявил, что у нас есть кусок алмаза. Конечно, я имел в виду кусок янтаря, но старшее поколение в силу разницы в год или более, никогда к нашему лепету не прислушивавшееся, вдруг напряглось. Далее последовал стандартный развод:
- Гы-гы, вот брешет!
- Правда, есть!
- Да, ладно, свистишь опять!
- Да точно!
- Покажи!
И я метнулся на четвертый и назад, умудрился вынуть и незаметно вынести спорный кусок и предъявил высокой комиссии. Откуда им было знать, как выглядит алмаз, но хватило пол взгляда, чтобы вокруг поднялся шабаш ведьм с призывом тут же меня линчевать за вранье. Никакие доводы не принимались в расчет. И тут, Женька с десятой перевел стрелки на себя.
- Подумаешь, янтарь, у нас золото в резине есть!
Пара, тройка сакраментальных фраз вынудила теперь уже его шмыгнуть на третий этаж и принести на всеобщее обозрение артефакт. Действительно, это был кусок резины величиной с кулак, из которого торчал округлый бок желтого металла. Естественно, старшего брата, Сашки, в этот момент не было рядом, иначе ничего бы этого не случилось. Старшие вертели в руках вещицу и пытались определить пробу. Сомнений в отношении металла не было. Нам приходилось довольствоваться взглядами из-за спины, в руки драгоценность так и не попала.
- А у нас еще и монета золотая есть!- безразлично бросил Женька.
Подбадриваемый старшими, теперь уже товарищами, Женька сгонял домой еще раз и предъявил общественному сознанию три рубля в золоте. Монета пошла по рукам и это не предвещало ничего хорошего для тети Жени, которая в неведении о происходящем продолжала находиться на работе. Монета могла выпасть их чьих-то рук, виновника точно не нашлось бы и монеты тоже. В общем, включился тот сценарий, при котором десятая квартира сильно материально пострадала бы. Но тут появился из ниоткуда Саша, отвесивший пару подзатыльников братцу и, собрав предметы роскоши из рук восхищенной публики, погнал Женьку домой, для более пристрастного разбирательства. Мой кусок янтаря был тайно возвращен на место.
В одиннадцатой, тринадцатой, четырнадцатой и пятнадцатой квартирах ничего существенного не происходило.
Зато двенадцатая начинала открывать Тайны Магрибских волшебников. Вдруг у Сюзаны появился старший брат, Валерка. И не простой, совсем не простой. Его появление связано с приходом Зинаиды Яковлевны к маме, доверительным разговором полушепотом, и кучей ювелирки и сберегательных книжек на предъявителя, тщательно спрятанных в мамином шифоньере. Прошло немного времени, и в квартире раздался звонок. Дяденька в штатском пригласил маму спуститься в квартиру двенадцать и поучаствовать в обыске в качестве понятой. О причине этого явления и других подробностях дела, родители подолгу шептались у себя в спальне после отбоя. Мы довольствовались явным, а явным было исчезновение Валерки, такое же внезапное, как и появление. Он еще пару раз появлялся и исчезал, снова прятались ценности в мамином шифоньере, снова обыски, а с ними и поиск понятых. Однажды Валерку задержали после грабежа гостиницы «Родина» и мы тихонько потешались каламбуром, мол, Валерка Родину ограбил.
У нас в шестнадцатой происходило поглощение знаний и постановка различных опытов на практике. С некоторых пор, нашей компашке, я имею в виду Генку, Саньку и себя, удалось получить доступ к кислотам, а это сильно расширяло возможности разрушить если не весь дом, то квартиру наверняка. Первое, на что я сподобился, это повторение опыта работы огнетушителя. На прожженном разными химикатами столе я приготовил два раствора, небольшой бутылек с узким горлышком и в дальней комнате дал старт. Кто же думал, что опыт с первого раза получится! Из бутылька поперла агрессивная пена, грозя залить спальню и вылиться в зал. Плотно зажав ладонью горлышко бутыли, я бросился из спальни, лихорадочно соображая, куда деть все это добро. Огнетушитель получился качественный, и ладонь не могла удерживать вырывающуюся струю. Спасением казался открытый балкон, но там я столкнулся с развешанным на просушку свежевыстиранным бельем! Прорвавшись сквозь его плотные ряды, я метнул готовый разорваться от давления бутыль и с удовлетворением отметил, как струя окатила третий, второй, первый этаж и еще долго, пенясь, вырывалась из лежащего на земле сосуда и окатывала палисадник. Опыт удался! Правда, спустя недели две я всеми силами старался сохранять спокойствие, когда домашние начали выяснять, откуда взялись дыры в практически новом постельном белье. Консилиум заключил, что виноват новый порошок, производства Казенного химического завода, и меня это более чем устроило.
С другой стороны, химия никак не хотела становиться источником изобилия, как то писалось на транспорантах наглядной агитации, и даже в простом деле изготовления дымного пороха вставляла палки в колеса. Нет, порох, конечно, дымил, даже горел, но большего от него было трудно добиться. Никак порох не взрывался! А ведь в кино куруцы и лобанцы то и дело сажали друг друга на бочки с порохом и распыляли в атмосфере. Сериал «Капитан Тенкеш» не давал нам покоя. Санька Быстров привез как-то после каникул минометную мину. Подобная лежала в пионерской комнате в школе, и была не один раз уронена на пол, в состязании кто сколько раз поднимет. Позже, лет через восемь, какой-то ветеран, заметив мину, мирно лежащую в шкафу по военно-патриотическому воспитанию, с взрывателем на боевом взводе, с торчащим из него пыптиком с красной полосой, поднял шум. Вызвали саперов, которые вывезли за город мину и там ее подорвали. Как после этого решались споры кто сильнее, остается догадываться. Так, вот, Санька привез из Пскова мину 82 миллиметрового миномета и мы потратили массу времени и сил, чтобы выковырять взрывчатку и разделить ее по-братски на троих. Дальше каждый шел своим путем. Были варианты использовать капсюля от охотничьих патронов, начинку хлопушек, дымный порох, неважно горевший. Ничего тротил не заводило. К счастью домочадцев, потому что опыты эти происходили в наших небольших квартирах, и если бы у нас получилось… трудно даже представить, что бы было. Часто нас спасала та самая разница в возрасте. Старшие ребята легко и непринужденно забирали у нас найденные патроны, запалы, взрыватели и это доводило нас до слез от вопиющей несправедливости. Мы совершенно не готовы были сопоставить разрозненные факты, утверждающие, что у представителей старшей группы ребятни вдруг оказывалось на пару пальцев меньше. А у другого после долгого отсутствия появлялся стеклянный глаз. Все это было из другой оперы, и мы азартно пытались снова и снова взорвать свои части тротила мины. Но, увы, так ничего и не вышло. Взрывалось все, что угодно. Найденные патроны при добывании капсюля, какие-то алюминиевые трубочки просто исчезали, оставляя легкую дымку в квартире, а как горела ракета! Красная, три звездочки ракета досталась по случаю и была разобрана, поскольку другого применения не нашлось. Порох пыхнул, обдав лицо колючими царапками. А потом пришла очередь начинки. Одно дело, когда в небе горит маленькая звездочка, а хотя бы и три, и желание одно – чтобы горение продолжалось подольше. Другое дело, когда горит у тебя на балконе, озаряя весь двор, да что там двор! Весь квартал погрузился в яркое красное сияние, и мысль лихорадочно стучала в голове – хотя бы не приехали пожарные! Как назло, горение длилось нестерпимо долго, так долго, что об этом стало известно не только бабушке на кухне, но и бдительным перепуганным соседям. Надо ли говорить, что после каждого случайного ба-баха безжалостно изымалась вся старательно сберегаемая коллекция гильз, патронов и других взрывоопасных предметов. Никакие мольбы, никакие убеждения, что это только пустые гильзы, не помогали. Я в очередной раз был бит, стоял в углу, и подвергался психологическому давлению – «что молчишь? Не знаешь, что сказать? Партизан!»
Вслед за лихорадочным производством ремонтов, замены мебели, непреодолимой тягой к музыке и полукриминальным накоплением хрусталя в доме началась эпидемия животноводства. Настолько поголовная, что во дворе полностью исчез песок в ЖЭКовских песочницах. И здесь второй подъезд далеко перещеголял первый. Кашка была в семнадцатой у Грачевых, кошка, кот, и две собаки ютились у Жулинских, кот у Кондратовича из девятнадцатой, овчарка у Цыбульских. Но первым этажом дело не ограничивалось, остальные дружно вступали во владение животными.
К тому времени мы подросли настолько, что нас гоняли в пригородный колхоз на уборку редиса. И как-то раз, в ближайшей посадке, глядя на пустое воронье гнездо я глубокомысленно заявил, что вороны часто воруют драгоценности, их просто притягивает всякий блеск. А потом забывают в своих гнездах. Рядом были друзья из тех, что сначала делали, а потом говорили или думали. Кто-то уже вскарабкался на ствол и вниз полетели птенцы сороки. Нас было поровну, их трое и нас, так что деление прошло на высоком политическом и идейном уровне. Домой я принес черный с белыми боками комок перьев, который неистово орал. Видимо, думал я, родители их бросили, а голод не дает бедняге уснуть, и стремглав помчался на улицу, где вокруг газонов росли кусты волчьих ягод. Была как раз пора цветения и кусты кишели бабочками-капустницами. Я собрал их полную литровую банку и, вернувшись, стал заталкивать в прожорливый клюв это добро. Но пора цветения быстро отошла, а с ней закончились и бабочки. Вдруг выяснилось, что сороки плотоядны и по всем приметам должны есть мясо. Но мясо было не по моему карману, который не видел денег крупнее двадцати копеек на школьный завтрак. В дело пошел хек, тоже ведь мясо, который в ту пору стоил всего десять копеек. Сорока росла на нем не по дням, а по часам. Скоро ей стал тесен ящик на балконе, в котором она жила, и ее часто запускали в квартиру гулять. Тут проявилась ее страсть к блестящему. Она мгновенно отыскала шкатулку с мамиными кольцами, серьгами и разбрасывала их по всем комнатам. Сидя на плече, сорока заботливо чистила мои уши, заглядывала в глаза и готова была устроить гонки по вертикали. Возвращаясь из школы, я слышал ее пронзительный приветственный крик за три квартала. Откуда ей было известно, что в толпе школьников иду именно я, до сих пор вызывает множество вопросов. Но как бы хорошо нам с ней не жилось, пришло время прощаться. Меня убедили, что ей пора улетать в свойственную ей обстановку. И вот, мы отправились к нашей родне в Запорожскую область, в село, погрузив ее в картонный ящик с дырками. Всю дорогу сорока не издала ни звука, на отрез отказалась есть и спать. Когда же мы выпустили ее из ящика в сельском дворе, она быстро освоилась, но при всей нашей дружбе ближе, чем на метр больше меня не подпускала. На родственников наше действо произвело угнетающее впечатление.
- Зачем вы ее сюда привезли? Она же всех птенцов пожрет!
Но радость встречи, новые впечатления от сельской местности, скрасили печаль расставания с сорокой. Вскоре она улетела. Только поздней осенью пришло письмо, в котором сообщалось, что наша сорока прилетала во двор с еще одной сорокой. Покрутились, попрыгали по крышам, по деревьям и улетели. Наверное, птенцов искали, а они давно выросли. Мне больше нравилась мысль о том, что моя сорока приводила своего спутника познакомиться со мной, жаль, что я уже уехал домой.
С неизбежным взрослением детворы ее шалости становились все менее безобидными. Однажды, шум во дворе оповестил, что ребята из второго подъезда залезли на чердак городской больницы и порылись там в архиве. По всему двору летали ленты кардиограмм, изучалось устройство человека по множеству рентгеновских снимков, кучами валялись истории чьих-то болезней. Все это не прошло незамеченным для администрации больницы и милиции. Поиск виновников не заставил себя долго ждать, и вскоре народный суд оштрафовал родителей большинства участников, а непричастные получили строгое внушение «сколько раз говорить, не якшайся с ними!» Робкие возражения, мол, с кем же тогда играть, в расчет не принимались. На всей ребятне отсвечивало клеймо позора. Надо сказать, что после эры совместных празднецтв и гуляний всем домом, после затаривания квартир гарнитурами и пианино, начала явственно вырисовываться некая черта, постепенно, но неуклонно разделяющая жильцов разных подъездов и квартир. Это не могло не отразиться на жизни детворы. Второй подъезд, как более пролетарский и свободный в своих устремлениях, все более отгораживался от первого. Ребята оттуда делали набеги на ближайшие сады, а вскоре стали резаться в триньку на деньги. Для нас это было строжайше запрещено.
Наш старый приемник, Минск Р-7 перекочевал к бабушке Шуре, и его место заняла радиола «Чайка-66». Для нас с сестрой это было спорное улучшение, поскольку на старом Минске мы крутили большие пластинки с песнями Клавдии Шульженко, сопровождая звуки динамика нашим горластым пением. Это было как теперешнее караоке, только без текста на экране.
Как-то внезапно девчонки вытянулись и я с неудовольствием заметил, что Людка из восьмой стала на голову выше меня. Вообще, все во дворе быстро взрослели. Ребята в раннем возрасте уже имели представление о том, кем будут в этой жизни. Тем, кому повезло с родителями, мечтали быстрее отдать долг родине, отслужив армию и поступить в горный техникум, а затем получить место горного мастера ВТБ на одной из шахт. Они знали, что через год, два, если все будет в порядке, перейдут на добычной участок, и получат власть над рабами. А еще через год, два власть над людьми умножится, и еще через год, два станет абсолютной над сотней с небольшим шахтеров. У кого не было шансов стать во главе коллектива, шли в бурсу и оттуда опять же в шахту, транзитом через армию. Был еще вариант продолжить трудовую династию на химзаводе, но в доме химиков не было, все так или иначе с пеленок готовились работать на угле.
Все казалось логично, и работа на шахтах позволит завести семью, детей и спокойно попивать пивко в пивбарах, или водку в кабаках. Все были еще с детства одного мнения, что будущие жены обязательно будут лентяйки и изменницы, и потребуется регулярная профилактика в виде битья. Интересно, что друзья могли подбивать клинья к понравившейся кому-нибудь девчонке, и к ним на этот счет не было никаких претензий. Известно, что все жены слабы на передок и сами являются источником всякой беды в браке.
За модой запихивать всякие товары народного потребления в квартиры, пришла мода на похороны. В течение года, двух перехоронили всех бабушек. За этим последовала мода на инфаркты, большинство мужчин обоих подъездов могли похвастать новым приобретением. За инфарктами пришла мода на ранние шахтерские пенсии, дачи на шести сотках в труднодоступных местах за городом и следующей чередой похорон. Теперь уже из числа наших родителей.
Анна Захаровна вышла на пенсию, и оказалось, что она совсем выжила из ума, как и большинство психиатров. Она стала агрессивной, и в квартиру к ней попасть было решительно невозможно.
Тетя Катя из второй квартиры уже было в открытую жила с прежним мужиком, который по прежнему исчезал на пару лет в зону, а появившись, выходил из дому только потемному. Это мало ему помогло, труп его с веревкой на шее обнаружился в ставке. Долго таскали Алку, но, видимо, все, что нажито непосильным трудом ее маменьки пошло на пользу милицейскому начальству. Тетя Катя не выдержала такую передрягу и умерла. Алла срочно продала квартиру и смылась не весть куда.
Благополучная семья из третьей квартиры с треском распалась. Как только дети разъехались на учебу, начались громоподобные скандалы на почве измены, и вскоре квартира была продана, а жильцы исчезли. Теперь в первой, второй и третьей квартирах расположился магазин компьютерного железа.
Иван Сергеевич из четвертой умер, а Коля уехал в военное училище.
Дядя Коля из пятой вдруг не здорово потолстел, забюллетенил и умер. Юрка ушел в армию, Светка замуж.
Шестая квартира сменила хозяев. Шумаков старший пошел к цыганам, у которых даже дворовой собаке в будке были вставлены золотые зубы. За сто грамм с горбушкой дядя Вова убирал двор, помогал, чем мог и где-то под забором загнулся. Вовка младший работал монтером связи. Говорят толковым, но пил, подражая отцу. Был нелюдим и зол на весь мир. Младшего брата Андрея похоронили после первой же производственной практики. По привычки он начал басить на танцплощадке, возникла драка с местными, но брата рядом не оказалось, и он получил за гонор под первое число, а после кто-то ткнул его ножом и попал в сердце. Виноватых не нашлось.
Дядя Слава из седьмой все бегал со своей сумкой с инструментом, пытался кормить две семьи, надорвался и умер. Сашка отслужив срочную, пошел лесогоном на шахту. Азартно женился, расходился, снова женился, опять разводился. Во всем винил баб, о чем знал с самого детства, что такие достанутся.
Иван Андреевич, завмаг, оказался в начале процесса сращивания торговой мафии с милицией и Людка пошла в дознаватели. Ну, какой из неё дознаватель?
Дядя Саша из девятой как-то очень неудачно умер. Квартира досталась его трехдневной сожительнице.
Дядя Саша из десятой тоже умер, дети разъехались, а тетя Женя уехала на родину в деревню. Квартира стоит пустая.
Куда-то подевались жильцы из одиннадцатой.
Сначала умер дядя Сеня из двенадцатой, потом тетя Зина. Сюзанка по тогдашней моде завела бизнес, но девяностые не предрасполагали к свободной жизни бизнес-леди. Даже сожительство с откинувшимся бандитом ни к чему хорошему не привели. Нет, в некоторых случаях он отмазывал от своих коллег, но постоянно требовались деньги на выручку его сына-наркомана. Тот залетал раз за разом, деньги уплывали как вода и бизнес вскоре перестал покрывать возросшие потребности. Потом внезапно бандит сел и потребовал заботы со стороны Сюзаны, вместе же зарабатывали! На передачи, на помощь следователю, товарищам по партии, и прочим кредиторам уходило столько, что Сюзанка решилась на отъезд в Израиль.
В тринадцатую заехали новые жильцы. Дядя Вова уж очень хотел понравиться местной публике и от этого получил нож в брюхо от Моряка. Чужой он и есть чужой. Дело привычно замяли. Дядя Коля только что приехал с заработков со Шпицбергена.
Тетя Аня из четырнадцатой страдала сердцем и, наконец, умерла. Дети разъехались кто куда.
В пятнадцатую заехали транзитом родственники одной из бабуль-шахтерок.
Вымерли жильцы семнадцатой.
Жулинские из восемнадцатой массово отравились грибами. Остался младший, Васька, которому грибов не хватило.
Умер Кондратович.
Канули в небытие жильцы двадцать первой, двадцать второй и двадцать третьей квартир.
В двадцать четвертой оставалась вечная завхоз с Моряком, видимо этот тандем мог существовать только так. Моряк залетал то на большую, то на меньшую сумму. В промежутках работал на шахте.
Остальное добавляла мать.
Умер тихий дядя Саша, до последнего ходивший в кепке и фуфайке. Он поразил двор пышными похоронами, с красными знаменами, почетным караулом, салютом и подушечками с наградами. По лицам присутствующих и надписях на венках, было установлено, что никакой он не электрик на стройке, а один из руководителей секретного ведомства КГБ. Настолько секретного, что те, кто знал название, боялись произносить его вслух. Совсем скоро за ним умерла и тетя Лида.
В разгар бандитизма девяностых двор заняли плотные ряды иномарок. Была воровская сходка, после которой Вовунька опознавался как воровской авторитет, решала, представитель спортивной составляющей преступного мира. Но мир набрал скорость в перестройке. И, вскоре его отодвинула более сильная депутатская мафия. Фигуры повыше просто уничтожались, а ему пофартило остаться в живых.
Уехали и растворились в Одессе дядя Кима и тетя Рая. Перед тем он вышел на пенсию, а она давно не пользовалась спросом и стала образцовой супругой.
После нашего дома я жил во многих местах. Пять лет пролетели в десятиэтажном институтском общежитии. Я пожил в старом купеческом доме из которого с помощью фанерных перегородок сделали коммуналку. Комнаты были настолько малы, что в спальне помещалась одна не широкая кровать, над которой светила в далеком потолке единственная лампа. В вашу кастрюлю на общей кухне было принято плюнуть, просто так, для порядка. Дверь туалета подвергалась штурму, как только вы ее закрывали. А за окном днем и ночью гремели вагоны и свистел маневровый паровоз. Потом была квартира молодого специалиста на краю географии, среди бесконечной стройки, грязи под ногами, далекими остановками транспорта. Потом двушка в самом центре, заботливо поменянная родителями на новостройку. Потом малосемейка с ворами, ментами и проститутками и опорным пунктом правопорядка в подвале. И, наконец, теткин дом, которому мы с женой сделали евроремонт и который бросили, убегая от войны.
Но, сколько бы ни было других жилищ, никогда я не знал о соседях, даже живущих на одной площадке, сколько знали о них в доме детства. Кажется, невидимая черта, разделяющая подъезды, квартиры и жильцов старого дома, неуклонно продолжает разделять весь мир на прошлое и будущее.
|
| Категория: Мои статьи | Добавил: rb4ihn7291 (26.11.2017)
|
| Просмотров: 289
| Рейтинг: 0.0/0 |
|