К 100-летию ВЛКСМ. 

    С детства на всех коллективных фотографиях я неизменно оказывался под знаменем. Происходило это совершенно без моего участия. Гораздо позже я заметил эту особенность и призадумался. Казалось, кто-то незримо сопровождал меня, направляя в нужную сторону, подготавливая почву для будущих назначений. Возможно, сказывалась родословная, а может быть, хороший старт в учебе, но так или иначе, меня неизменно ставили под знамя, записывали в члены совета пионерского отряда, потом в члены совета дружины, хотя я до сих пор не знаю тонкостей устройства пионерской организации. Повзрослев, я оказывался в комитете комсомола и даже когда начинались какие-то выборы, и казалось, назначение всецело зависело от одноклассников и одногруппников, я неизменно оказывался на боевом посту, название которого сразу забывалось и оставалось лишь названием.

   К разным общественным организациям я относился скептически. Посудите сами, ежегодно мы становились членами ОСВОДа, ДОСААФА, общества охраны памятников, и получали новенькое удостоверение очередного общества, что вызывало массу вопросов. Почему, к примеру, не вклеить марку в прошлогоднее удостоверение? Было бы не 25 копеек, 10 марка и 15 корочка, а всего 10 за текущий год. Но такие соображения пресекались педагогами, безжалостно давящими на самолюбие обвинением в жадности. Бесчисленные организации и всяческие общества мелькали как в калейдоскопе и лишь изредка попытки выяснить суть происходящего наталкивались на очередную глухую стену. К счастью было чем заняться и неудовлетворенность познанием об общественной жизни было только вспышкой, иногда яркой, но бесполезной. Вся общественная деятельность великой страны оставалась покрытой мраком.

   Придя на работу после института сразу на должность старшего инженера конструктора, что странно звучало, так как не было ни младшего, ни главного, ни на худой конец просто конструктора, я наследовал должность не знамо кого по линии ОСВОДА. На мои возмущения и разумные доводы, что все должно быть добровольно, мне пояснили, начиная от парторга и заканчивая директором, что это назначение чисто номинально, раз в год соберешь взносы и баста. И потом, Игорь, твой предшественник, занимался этим, и ты будешь, а кто еще? Спустя какое-то время все и забылось, но тут приехал представитель городской организации и пожелал со мной встретиться. Из нашей перепалки о добровольности, необходимости и безысходности я вынес для себя много нового. Общество, теперь я это знал, не только спасает граждан на воде, оно еще имеет свои базы на городских ставках, позволяет своим активным членам кататься на лодках, и в исключительных случаях, а если взносы будут уплачены вовремя, в моем случае несомненно тоже, позволяет ловить баснословно больших карпов в ближайшем городском пруду.

   Представителю ОСВОДА было за 80 лет и это подкупало, хотя какие карпы могут быть в ставочке, комсички разве, да и то...

   После заверения во всемерной помощи директора, парторганизации, профсоюзов и видных производственников я сдался и начал собирать взносы. Здесь оказалось, что директор занят, парторг готовит партсобрание и вообще не обязан сопли вытирать всяким общественникам, профсоюз учтиво выслушивал, но не более, а начальник основного производства с присущей ему практичностью порекомендовал заплатить взносы из своей собственной зарплаты, а после перекрыть премией, дело ведь копеечное. Тем оно и кончилось. Премии я так и не увидал, карпов не поймал, на лодке не катался и вообще эта тема вместе с телефоном престарелого представителя ОСВОДа заглохла на год, после чего я был переведен на другую должность и счастье быть главным ОСВОДовцем предприятия покинуло меня навсегда.

   Но оставался еще комсомол! И меня, как молодого специалиста тут же записали в заместители комсорга, чему я нисколько не удивился.

   Так бы все и катилось до отпуска, который обнулял, казалось, все неприятности. Но, вот, однажды, диспетчер вытащил меня из производственного процесса и отправил на встречу с представителем райкома. Никакие технологические трудности, ни срочный ремонт оборудования, ни засыпанная углем спецовка и запорошенное гарью лицо, ничто не отменяло рандеву, поскольку комсорга не было, она работала в ночную смену.

   Представитель райкома оказалась хрупкой девушкой утонченной натуры в чудесном пальто и сапожках на высоченных каблуках. Пришлось провести ее по мосту на территорию моего цеха. Мост был промышленный, грубо сколоченным из толстенных надежных досок, с лохматыми от облупившейся краски перилами. Значительно позже я узнал, что для комфортного шага высота ступеней должна быть в районе 15 сантиметров, но наш мост делался для рабочих надобностей и мне пришлось переводить за ручку идейного борца за коммунизм, рискуя уронить престиж района буквально на каждой ступеньке. Зато перебравшись на твердую землю мы стали почти родственниками.

   Как оказалось, инструктор райкома пришла проверить работу комсомольского прожектора, которую по статусу курировал именно заместитель комсорга. Погружая в реальность обстановки в рабочем коллективе, я обрисовал проблемы соблюдения демократического централизма на отдельно взятой фабрике. Похвалил за беспримерное мужество работников райкома на фронте борьбы за коммунистическое воспитание молодежи на производстве и наговорил кучу комплиментов. На том, как думалось, все и завершилось. Прошло чуть ли не полгода, и вдруг секретарь из приемной директора сообщила, что мне необходимо прибыть в райком комсомола. Я уже достаточно имел столкновений с плановой экономикой, соцсоревнованием и различными кампаниями, субботниками. По философски восприняв холодную воду в душе, поскольку не время было мыться, я отправился в спальный  и одновременно административный центр района.

   В приемной, не без труда найденной в четырехэтажном здании, приветливая секретарша тут же ввела в просторный, даже пустоватый кабинет первого секретаря. Из ознакомительного разговора я понял, что это было предложение перейти на работу в райком. Название должности - заворг - ни о чем не говорило. Но подтверждая серьезность намерения первый повел на верх, в райком партии. Там состоялся хитрый разговор о том, о сем, из которого в сухом остатке явствовало, что хотя зарплата чуть ниже, возможностей ее красиво потратить гораздо больше. И потом, перспектива, уходящая далеко за горизонт, вплоть до Генерального секретаря КПСС! Я покосился на бровастое лицо каким-то чудом гармонирующее с непомерно широкими плечами, написанными чуть другой краской, на ряд звезд Героя, и скромно возразил, что не являюсь членом партии.
-Это дело поправимо. Кто там у вас парторг? Кравченко? Пойдите и скажите, пусть примет.
Больше крыть было нечем.
Дома допоздна эта тема обсуждалась с женой. Её аргументы звучали убедительно. Только что получили квартиру, обставлять, обживать надо? Одеться, обуться в зиму надо? А картошки, овощей на зиму? А теплую куртку дочке? А...
Получалось по всем за и против, что престарелому генсеку пока смены не было.
  На следующий день я решил все таки выполнить задание партии и явиться к парторгу фабрики. Моя просьба вступить в ряды авангарда советского народа слегка ошеломила его. Он долго пояснял, что партия рабочая, ИТР там хватает и без меня, вот если я приведу четырех рабочих из своего цеха, можно даже из чужого, то как раз статистика в мою пользу будет. Тогда и принять можно. Но четырех рабочих я не искал даже, дураков не было. А потом текучка засосала, невпроворот, какой там райком. Но через год меня дернули снова:
- Мне уже пора уходить, нужен новый первый секретарь, хотим тебя рекомендовать. Мы изучили, посмотрели, ты нам подходишь. Пошли наверх, к Арцибашеву.
   Все было более, чем странно, и то, что первый секретарь был в форме офицера в чине капитана, и то, что не состоялось членство в КПСС пока никого не волновало, и то. что времени на раздумья больше не давали.
-Валерий Константинович, вот, новый первый секретарь, принимайте.
- Ну, как, Кравченко в партию принял?
- Нет, сказал, чтобы четырех рабочих искал, только тогда рассмотрит.
- Ты пойди завтра, или лучше сегодня, скажи. что мы тебя берем первым секретарем райкома комсомола, пусть готовит на ближайшее бюро, понял?
   Понять было совсем не трудно, но в тайне я надеялся, что статистика снова будет не в мою пользу или еще что-нибудь в этом роде.
   Когда на завтра я процитировал заворга райкома партии, Кравченко вошел в ступор и долго таращил на меня круглые светлые глаза, подозревая у меня шизофрению.
- Куда берут?
- В райком.
- Кем берут?
- Первым секретарем.
-А тут тебе чем плохо?
- Да мне-то нормально, но они говорят - надо!
- Ну, ладно, иди пока, я тебя найду.
  На его лице боролись выражение недоумения, желание рассмеяться и необходимость выполнить просьбу райкома.
   Спустя неделю Кравченко позвонил в цех:
- Ну, что? Устав учишь? Учи, давай, в пятницу партсобрание.
   Теперь я недоумевал, как-то все быстро происходило, слишком стремительно. В повседневной суете, в решении разных производственных задач, в бесконечном ремонте новой, всего год назад полученной квартиры, проблемы коммунистического воспитания молодежи отошли как-то на задний план. Где-то проходили пленумы, съезды, перевыполнялись планы, кто-то летал в космос, а ты должен был достать мясо, купить обувь, найти приличную шапку. И это было так далеко от лозунгов и передовиц прессы.
Надо ли говорить, что собрание прошмыгнуло на одном дыхании, и я только дома сообразил, что стал кандидатом в партию. Ветераны движения пытались проверить прочность моих знаний, но парторг оказался столь искусным в риторике, что не смотря на неправильные ответы номер прошел на ура.
- Так, приняли? Пиши заявление на перевод в райком комсомола- теперь первый был в штатском.
- Марина,- крикнул он в приемную,- напечатай ему письмо, на перевод на должность комсорга шахты Гаевого.
- Шахты? Вы же говорили первым секретарем...
- Подожди, у меня пока не ладится с уходом, поработаешь чуток, из комсоргов шахты мы тебя быстрее  в райком перетянем. Не переживай, шахта выполняющая, премии и т.д., в накладе не останешься. И вообще, надо было год назад соглашаться на заворга, уже бы первым работал.

   Мало что соображая, я плелся домой, думая, как сделаю соответствующее объявление. Ездить на теперешнюю работу из нашей новостройки было делом тягостным. Вокруг разруха, грязь, строительные котлованы меняли конфигурацию каждый день. Приходилось вставать на первый автобус, пересаживаться на другой маршрут, переходить по мосту железную дорогу, и только теперь садиться на прямой троллейбус до фабрики. На шахту придется ехать в два раза дольше, на другой конец города, большим числом маршрутов. Как жить дальше? Но дело сделано, с покорностью я шагнул в новые для себя обстоятельства.
   Еще через неделю я присутствовал на первом и, пожалуй, единственном комсомольском собрании шахты. Все было в диковинку. Выступали какие-то люди, не очень молодого возраста, начальники участков. отделов и подразделений. Наконец, объявили, что прежний комсорг переходит на хозяйственную работу, в связи с чем, нужно избрать нового. К этому времени, надо сказать, все уже нетерпеливо ерзали на стульях и разбежаться по домам препятствовало лишь начальство, стоящее на путях отступления. Меня торопливо включили в состав комитета и все с облегчением вскочили. На собрание я захватил литровую бутылку импортного вермута, чтобы раззнакомиться с активом на досуге, но охотников не нашлось. 
   На следующий день я пробовал обживать родные теперь пенаты. Под столом я обнаружил пустую бутылку из под вермута, наивно оставленную в кабинете. Как-то мимоходом прежний комсорг объяснил, что он ранее числился горным мастером участка, зарплата, подземный стаж и все такое прочее. Но теперь работать на райкомовский паек совсем в его планы не входило. Интересно получалось, он сидел на ставке горного мастера, зав сектором учета получала его ставку, а ставка зав сектором оставалась в райкоме. Я почувствовал, что меня обманули.

   По наследству мне достался небольшой кабинет на первом этаже админздания, где кроме меня находилась столовая, партком, профком, редакция многотиражной газеты, кабинет политпросвещения и сектор учета с отделом кадров. Мне также полагалась заведующая сектором учета. Для сбора взносов, хранения учетных карточек и прочей возни с бумагами. Накануне произошла интересная история с многими персонажами партийно хозяйственного актива. 
   А дело было так. После массовой процедуры с митингами и поздравлениями очередного празднества, парторг, заместитель, зав сектором учета и еще какая-то подруга заперлись в парткоме на небольшой уикэнд. Но бдительная общественность возбудила жену парторга, традиционно работавшую на шахте в каком-то диетическом отделе, и даже составила ей компанию, чтобы решительно бороться за сохранение прочных устоев семейной жизни партийцев. Совместно они так активно штурмовали двери парткома, что теплая компания не нашла ничего другого, как отпустить своих собутыльниц. Но, поскольку дверь находилась под осадой ревнителей семейной жизни подруг выпустили нестандартно, в окно. Всего то второй этаж сохранил жизнь любителям острых ощущений, лишь едва затронув их здоровье, у одной неудачный прыжок стал причиной поломанной ноги, у другой ушибов других, менее значимых частей. История продолжилась разбирательством в тесном семейном кругу, обрамленном коллективом шахты, после чего виновная в посягательстве на чужих мужей женская часть перешла из общественных организаций на работу по специальности в отделы шахты, мужская активней прежнего трудилась на поприще начальника и зам начальника участков, а мне, чтобы я не наступал более на те же грабли, подсунули зав сектором учета с такими чертами лица, что кроме взносов у меня никогда и в мыслях не возникало никаких крамольных вопросов. В общем старт комсомольской жизни был весьма целомудрен и целеустремлен на выполнение поставленных партией задач.

    Поначалу я успешно маневрировал, лавируя между шахтой, райкомом, домом, стараясь постичь искусство комсомольского строительства. Труднее всего было справиться с политзанятиями. Здесь все трещало по швам. Никто из коммунистов не хотел быть пропагандистом. О слушателях вообще не было и речи. Теоретически я понимал, что вырвавшись на гора единственным желанием было отнюдь не посещение политзанятий. Но партия сказала "надо", а горком жаждал увидеть сбычу мечт. И тут помог случай. На шахте работал в отделе безопасности толковый старший товарищ, которому край как хотелось отправить внучку в пионерский лагерь "Артек". Что поделать, люди думали о будущем и не только о своем, но и о будущем своих близких. Короче, между нами состоялся разговор итогом которого было достигнутое соглашение о том, что на мне была явка комсомольцев, а на нем качественная лекция о международном положении. Конечно, я был неопытен и, естественно, обманут, но об этом, как о реальности жизни, я узнал позже. Путевка в "Артек" была вместо подписи под совместным коммюнике.
   И вот, звонок из горкома предвозвестил, что на политзанятия на передовой шахте съедутся представители горкома комсомола, партии и Дома политпросвещения. Пора было накрывать стол, то есть собирать сознательных комсомольцев. Пропагандист был готов, как всегда каждый из нас. Но где взять сознательных граждан? План готов был лопнуть. Люди работающие на шахте бывают на поверхности до получения наряда, а затем уходят под землю и появляются уже после бани, когда мчатся на остановку автобуса с единственным желанием добраться поскорей домой. А тут политзанятия! Какие на фиг занятия! 
   Но потеряв всякую совесть я помчался к магазину, первому по ходу движения к остановке. Дело в том, что кроме желания скорее добраться домой у шахтера есть сильное желание пить. Я и сам по выезду на гора проверил эту теорию, забегая последовательно во все попадающиеся магазины и останавливаясь у многочисленных бочек с квасом. Конечно, парадоксально, но лучше всего утоляло жажду пиво.
   А тут политзанятия! Но делать было нечего и я применил все мастерство уговоров. отловив у магазина более менее молодых людей. Практически физически удерживая их в кабинете политпросвещения, я состыковал всех, агитатора, учащихся и комиссию горкома. Заблокировав выход, я наблюдал за происходящим, купаясь в лучах славы. Довольные улыбки горкомовцев давали шанс на зачет. Спустя пятнадцать минут внимание всех присутствующих переключилось на разные настольные игры, от карт до балды. Наконец, дошла очередь до вопросов, и это было ошибкой, потому что первый же вопрошавший пытался выяснить, что он, работник соседнего завода, тут делает. Нельзя ли все таки вернуться на производство, ведь он выбегал за проходную только за закуской, пора и план выполнять. Мысль вернуться куда-либо оживила всех собравшихся, которые уже неуправляемо рванули на выход. Комиссия горкома была довольна, занятия прошли практически по расписанию, с небольшими перегибами на местах, но вполне на высоком идейном уровне. И хотя мой находчивый метод еще некоторое время вызывал улыбку у вышестоящих товарищей , однако факт на лицо, занятия состоялись. А я помалу приобретал новые методы руководства и все больше понимал почем в Одессе рубероид. Со временем я сносно выступал на различных форумах, собраниях, встречах по случаю и в ознаменование. Трудным было собрать людей, собрать взносы, и держать неуклонно уменьшающееся количество комсомольцев.
   Через полгода я научился прятаться от проверяющих под землей, записывать принятых в подшефной школе комсомольцев на свой счет, и пропускать очередной тост, что было самым сложным. Значительно росло мастерство в области находчивости. Например, в шкафу на дне валялось несколько картофелин, совершенно неясно, как там оказавшиеся. Глазки пустили бледные отростки, правда без всякого шанса на успех. Выбросить было лень, использовать уже поздно. И вот, председатель профкома залетел в кабинет на взводе, видимо директор только что вставил фитиль, и дико вращая глазами, стал крыть комсомол, никакой от них, дескать, пользы, только попрошайничают ходят.
-Что ты тут бардак развел? Грязи по колено!
В воспитательном порыве он рванул двери шкафа и уставился на картошку.
- У тебя скоро в грязи мыши заведутся!- и ногой вышвырнул картофелины на пол.
- Что же вы наделали, Алексей Николаевич? Это же для юных натуралистов готовили! Завтра у них сбор, мы картошку месяц выращивали для опытов, а где же ее теперь брать? Все пропало! Все насмарку! Бедные дети!
   Председатель профкома нагнувшись беспомощно пытался приладить назад обломанные ростки.
- Я пошлю кого-нибудь, пусть ведро картошки принесут.
- А толку? Надо с ростками, и с длинными...
  Жалобно потоптавшись на месте и не придумав ничего существенного, председатель извинился и поплелся в свой кабинет.

Вихрем Боб(Фотокорреспондент областных газет Борис Витков) ворвался в кабинет. Все полетело в тартарары.
- Давай комсомольцев, давай, давай, шевелись!
- Каких комсомольцев?
- У тебя что, нет комсомольцев? Мне надо снять заседание комитета, комсомольско-молодежный коллектив и тебя! Тебя буду на обложку «Ранка» снимать! Цветняком, на обложку!
- Так, никого не найти! Предупреждать надо! Люди кто на работе, в шахте, кто дома…
- Ты не саботируй! Я живого Гагарина снимал! А ты мне голову морочишь! Давай комсомольцев! Молодежь! Я сейчас покажу, как надо. Знамя давай! Есть у тебя знамя? Здесь снимать будем, свет, ракурс, нормально. Людей давай!
Знамя, как водится, мирно лежало в сейфе, сложенное многократно и надолго принявшее такую форму. Ну да ладно, как-нибудь, с людьми что делать?
- Да, каких людей, всех подряд?
- Ты не мешай работать! Мне еще в Макеевку ехать! Веди сюда людей! Знамя доставай! Вот там на стене пусть знамя, тут комсомольцы стенгазету рисуют, там комитет заседает. И начальника комсомольско-молодежного участка давай! Шевелись! Все быстро делать надо! С тобой ничего не успеешь!
- Ну, как, с бухты-барахты, и людей и начальника и все сразу, где их взять!? Режим работы трехсменный, люди кто где.
- Вот, лентяй, я тебе покажу, как надо. Пошли!
Круглый пожилой фотограф, обвешенный сумками с фотоаппаратами смерчем вылетел в коридор. Захлопали двери кабинетов. Вскрики, топот, звуки начинающегося беспорядка. Кто-то слабо начинает возражать. Не тут-то было!
- Я Гагарина снимал! Живого! Ты его и не видел, а я снимал! Идите сюда, так, все сюда! Знамя достал? Чего оно в сейфе лежит, фи, измятое, складки! А, ну, дайте ваше знамя!
- Так это наше, профсоюзное!
- Это бархатное! Наше шелковое!
- Так, все, тихо, я работаю! Есть булавки, гвозди, что-нибудь, приколоть, чтобы развевалось на стене! Давай, давай!
В суматохе многие улизнули, но нужное количество молодых людей Боб собрал.
- Ты - сюда! Стань, нет, сядь здесь, подними голову, руку на ватман, смотри сюда!
- Мне так неудобно! Шея болит!
- Так, тихо! Снимаю!
- Дай ей карандаш! Пусть рисует!
- Куда! Это новый лист! Мне для работы нужен!
- Да, что ты! Что ты? Ты в журнале будешь! Республиканском! Я Гагарина снимал! И тебя теперь, а ты ватман жалеешь! Ты думай, что говоришь! Так, ты сюда, а ты стой рядом, склонись, на стол бумагу положи, протокол пишете, ясно? Сюда смотреть! Так, ты иди, знамя забери, а ты начальника давай!
На шум пришел парторг, выяснил , что происходит, мудро не стал вмешиваться, пошел, позвонил в нарядную, нашел нормального начальника участка, передовика, не страшно, если в журнал попадет. Приходит выбранный кандидат в наставники молодежи, Боб хватает его под руку, крутит по кабинету в безумном танце, усаживает, поднимает, снова усаживает, ставит рядом молодых людей, попавшихся под руку. Наконец, снимает пару раз.
- У тебя комсомольцы далеко?- спрашивает между кадрами начальника участка,- А то этот – кивает на меня – работать не хочет.
- Наши в шахте сейчас работают. На наряд придут, но это через два часа.
- Нет у меня двух часов! Я Гагарина снимал! Придумаем что-нибудь. А ты в журнале будешь и передовики твои, вот, он напишет- снова кивает в мою сторону.
- Так, комитет сняли, молодежь сняли за работой, за стенгазетой, пошли по шахте молодежь снимать!
- Молодежь не получится снять, в шахту специальный бокс из МАКНИИ нужен для фотовспышки, там же темно, без него нельзя, взрыв возможен, у нас же загазованность!
- Что ты говоришь? Какое МАКНИИ? Ты работать будешь? Мне комсомольцы за работой нужны!
- Так, где ж их взять?
- Пошли, ПОШЛИ!
- Ну, ладно, куда только?
- Давай, давай!
Подхваченный вихрем я устремился на улицу. Боба мчался на кривоватых коротких ножках и недовольно бурчал о Гагарине и местных лентяях, которые ничего не умеют и, если бы не он, никто бы не увидел знаменитую улыбку героя.
Едва поспевая за Бобом, я без всякого энтузиазма шлепал по летней пыли. 
- Его на обложку снимают, а он ленится комсомольцев поискать!
- Ищи, не ищи, они в таком месте…
- Да, ладно, сейчас я тебе покажу, как надо работать! Так, стой, куда идешь? Иди сюда! Стань здесь. Что это за железяка?
- Рама со щита – Боб ничего не понял, но грязная железка импонировала его идее снять комсомольца в шахте.
- Залезь с той стороны! Что у тебя в сумке? Ключи? Достань один, большой, самый большой. Так, поверни ключ, еще, еще!
- Так ключи не держат!
- Будет меня учить! Я Гагарина снимал, ты хоть знаешь, кто это? Голову поверни, еще! Замри! Все, иди, работай. Стой, фамилию скажи, так, иди! Эй, ты, стой! Иди сюда. Нет, дальше иди, ты старый! Вот, ты, ты, да, иди сюда. Присядь возле той железки, а ты рядом стань, так, повернись! Чего зажмурился? Солнце? Черт с ним! Смотри в объектив! Не щурься! Ну, вот, испортил все! Говорю, не щурься, в журнал попадешь, республиканский!
- Так, все, я поехал, все, видишь, просто, а ты помогать не хочешь!
- Так, мол…
- Да, ладно! Я тебя в журнал помещу! Будешь рад! Ну, все, пока!
И ураган стал затихать, отдаляясь все дальше и дальше. Все вернулось на круги своя.
Спустя полгода вышел названый номер. Республиканский журнал оказалось непросто найти. Только в области, в киоске с газетами и сигаретами я отыскал нужный экземпляр. Может взять больше? На всех? А, может, там нас еще и нет? Гонимый неясным предчувствием, я устроился на скамейке сквера и стал нетерпеливо листать журнал, на обложке которого себя не увидел.
Где-то к середине я уже посчитал, что Боб меня надул. Но, вот какие-то групповые снимки на шахтные темы. Так, так! Посмотрим! 
Статья была на несколько страниц, но касалась такой обширной темы, что нашей шахте уделялась пара абзацев. В абзацах ни о чем, упоминалось, что на такой-то шахте есть комсомольско-молодежный коллектив. И всё. Всё!
Только под страшно контрастными фото чуть больше паспортных снимков указывалось, что это комитет за работой, а это на рабочем месте в шахте, а это начальник молодежной бригады.
На фото, якобы на рабочем месте в шахте, единственное узнаваемое лицо местного баптиста, из известной баптистской семьи, за которой глаз да глаз нужен, все норовят за бугор свалить. Он неловко держит ключ и неестественно выгнул шею, подставляя лицо ласковому солнцу. И, исключая все сомнения, подпись – такой-то(фамилия) комсомолец за работой. 
Себя я с трудом узнал в брюнете с дорисованной челкой и усами, на фоне бархатного знамени шахтной профсоюзной организации, так хорошо знакомого всем по похоронам.

  Приобретать дополнительные экземпляры я передумал.

   Понемногу все входило в привычку. Раз в квартал сверка, раз в полгода политзанятия. Остальное время - компании по интересам. С первым баня с попойкой на "Рассвете"(спорткомплекс), с третьим лицом по идеологии в горкоме баня на шахте Александр-Запад. Потихоньку раззнакомился с коллегами по работе. Один перманентно находился под следствием по причине кражи комсомольских взносов. Другие пересиживали свой срок для получения квартиры, очереди на детсад, стояли на старте партийной карьеры. Оказывается, должность первого предлагали не только мне. Особенно заподозревал недоброе я после учебы в Москве. Замечательный комплекс "Олимпийский", где в олимпиаду работали представители прессы. Хорошая кухня, бассейн, лыжные прогулки и сельпо в деревне рядом с водкой  "Андроповкой" по 4-70 за полкило.  И вот, вечерами была какая-то самодеятельность, в одном из номеров подчиненный доставал из портфеля тонкие нити поролона - лапшу - и вешал на уши начальству, а начальство из стола доставало такую же лапшу и вешало на уши подчиненному. При этом приговаривали - мы поставим тебя в резерв на первого, скоро сменишь его на посту. Домой я приехал с тяжелым сердцем, выходило, что и мне вешали лапшу по поводу должности первого. Мне еще хватило наивности время от времени спрашивать - а когда? 
   А вокруг все росли. Внезапно пропал директор шахты. Исчез. Поползли слухи один другого фантастичнее. Уже почти достигшие апогея, сплетни сменились новой волной, теперь по поводу парторга, который должен был стать директором. Собственно, так и случилось. Прежний директор ушел в объединение, парторг на его место, зам в парторги, просто круговорот какой-то. Но меня это не касалось и я продолжил тянуть лямку выкручиваясь из разных ситуаций, не очень-то надеясь на обещанную должность. И как только я успокоился и уверовал, что лучшего места времяпрепровождения не найти, как в лаборатории у шахтного фотографа, потому что там всегда темно можно сделать и никто не рискнет нагрянуть внезапно, вдруг бумагу засветит, грянул гром. Покатилась волна собеседований, причем самые интересные проходили поздним вечером в ЦК ЛКСМУ. О, сколько нового я узнал о себе и о стране, да и о комсомоле в целом. Трах-бах, и вот уже пленум района и получите нового первого секретаря, будьте любезны.