Очаков моего детства был большей частью одноэтажным. От Слободки до Черноморки  все знали единственную трехэтажку - казарму  моряков. Напротив нее мы и жили. Каждый день дорога на море дарила новые названия и подробности событий давно минувших лет.
-А что это за дом?
-Это дом офицеров.
-Они тут живут?
-Нет, это как клуб. Они тут встречаются. 
-И папа тут встречался?
-Когда тут служил-встречался.
-А что там написано на стене?
-Написано, что здесь судили лейтенанта Шмидта.
-А за что его судили?
-За то, что поднял восстание на своем судне.
-А это какая улица?
-Чижикова.
-А кто такой Чижиков?
Это был тот прелестный возраст, когда тебе все интересно. И Чижиков, и Хоста Хетагуров, и почему судили Шмидта здесь, а расстреляли там, на Березани. И многое, многое другое.
Например, музей.
-А куда мы идем?
-В музей.
-А что мы там будем делать?
-Смотреть ротозеев.
-А кто такие ротозеи?
-А посмотришь в музее, они там.
   Мы были едва ли не единственными посетителями. Нам позволялось все. Буквально ВСЁ!
Сидеть на золотой скамейке, залезать на цепи и пушки у памятника Суворову, трогать практически все из экспонатов. Со временем , поход в музей превратился чуть не ежедневную процедуру. Начиналась она с плача от жгучей несправедливости, поскольку сегодня была моя очередь лежать за «Максимом». Но Ленка, моя старшая сестра, никогда не придерживалась  достигнутых договоренностей и четыре года разницы были решающим моментом в вопросе, кто первый добежит до пулемета, стоящего как раз напротив входа. Утешение приходило на следующем экспонате - корабельной зенитке у которой было два сиденья и каждому – по штурвалу! Один крутил вверх-вниз, другой вправо- влево. Отец подстраховывал и я САМ держал кривой турецкий ятаган, одевал кольчугу, поднимал  очередное ядро (а ну, посмотрим, сколько ты каши ел ). И даже карабкался на рогатую мину,  стоящую на тележке с тросом.
     Наверняка не каждый день, но в детской памяти  отложилось, что именно каждый, в гости к отцу приходили его однополчане. Чаще всех дядя Коля из отцовой эскадрильи. Для меня находились звездочки, пуговички, старые погоны  и прочая амуниция. Верхом вожделения был летный шлем с выпуклыми, как у лягушки очками. Но он никогда не доставался, все какие-то преграды возникали между мной и им. Доходило до плача, если мне ничего не перепадало. Но иногда бывали хорошие деньки и я щеголял на выбор в парадной  или повседневной фуражке с превосходным  крабом, хочешь в черной, хочешь в белой.
  А если меня требовалось утешать, то находились причины  и доводы осушающие слезы.
  Как-то раз, прекращая мою истерику по поводу «позабыт - позаброшен», дядя Коля говорит:
-Завтра у нас полеты. Ровно в 10-00 я зависну над двором и помашу тебе из кабины вертолета.
   Вам никто не махал из кабины настоящего вертолета? В детстве? Из настоящего военного вертолета?
  Было это ранним вечером. Застолье было еще где-то в середине. Но поскольку мне ЭТОТ вечер уже ничего не сулил, я затребовал сон. Хочу спать – и все! Никакие уговоры не действовали, никакие  кары или, наоборот, бонусы, как сказали бы сейчас, не работали. И мне выгорело раньше лечь в постель, и мгновенно уснуть – ведь завтра в 10-00 ко мне прилетит вертолет!
   Проснувшись, я мгновенно выскочил из-под одеяла и бросился во двор. Дядя Коля не обманул. 
Вертолеты поднимались в небо и по глиссаде уходили куда-то далеко в море, на выполнение задания.
   -А еще не 10 часов?
-Да что тебя подбросило? Спи еще, рано, ложись.
-А сколько часов?
- Спрашивать надо – «который час».
-Ну, который час?
- Еще пол - седьмого.
-А когда будет 10? 
-Еще полежи, затем встанем все , умоемся, позавтракаем, погуляем чуток, и потом будет 10-00.
-Я уже полежал. Я  буду умываться, и кушать.
-Еще все спят.
-Нет, я буду умываться и кушать.
-Еще рано.
-Есть хочу!

Ну , иди, умывайся, только тихо. Приходи на кухню, я приготовлю завтрак.
   Я спешил исполнить весь утренний  ритуал, надеясь, что  время как-то пройдет быстрей. Еще ежеминутно я донимал  близких вопросом - «а еще не 10-00?».
   Я измучился ожиданием и измучил родню, которая  специально устраивала какие-нибудь дела, чтобы  10-00 наступило  позже.
  Уже весь двор был перегорожен  веревками с постельным, свежевыстиранным  бельем. Уже несколько раз садились то за завтрак, то за чай.  Уже усталые вертолеты  возвращались из-за моря 
и плавно заходили по глиссаде на взлетную полосу. А 10-00 все не наступало.
   Я издергал всех вопросом «а когда?». Бежал в конец огорода встречать очередной борт. Мчался назад – «а еще не 10-00?». Получил, наконец, нагоняй, и тихо  хлюпал носом  в обиде на весь белый свет. Горестно возил пыль в кузове маленького грузовичка и был готов снова идти спать, устав от всего пережитого.
  Знаете очаковскую пыль? В Очакове особая пыль. Она мелкая настолько, что если кто проехал по улице, за ним стоял долго не оседавший столб удушливой рыжей пыли. Она пахла полынью.
Зачем я так подробно о пыли? Да, пока я удрученно возил её туда сюда по двору, один вертолет пошел чуть левее глиссады. Он плыл медленно, снижаясь все ниже и ниже, и вскоре загрохотал над самым двором. Я было испугался, но после, вглядываясь в нависшую машину различил детали. Из открытой кабины выглядывал пилот и приветливо махал рукой в перчатке.
-Дядя Коля! Дядя Коля прилетел! Вон, смотрите, рукой мне машет! Это же дядя Коля!
  Я скакал по двору в туче пыли, а над нами плавно разворачивалась винтокрылая машина.
Мой восторг, однако, не разделяли взрослые. Баба Ксена отчаянно крутила  какую-то тряпку над головой, будто хотела сбить жужжащую машину.
-Я вот твоему дяде Коле, придет он еще в гости, паразит такой, я ему сделаю, шутки тут устроил, маленький мальчик нашелся, ума нет совсем. Вот я еще к командиру пойду! Я тебе покажу! 
Все белье перестирывай теперь! Что учудил, негодный, игрушки ему!
   Баба Ксена долго еще причитала, собирая с веревок пропыленное белье. А мне было радостно, что меня не обманули, что 10-00, все же, существует в сутках и наконец-то пришло.
  А дядя Коля все удалялся в сторону аэродрома. Конечно, он ничего не слышал из всего того, что кричала баба Ксена.
  А белье, что ж, переполоскали, и конец.
Ну, да без порошка, который изобретут позже,  руками, а не в стиралке «Indesit», её тоже потом изобретут. И с водой было не просто, привозная была. Да кто сейчас вспомнит трудности  быта того времени.
   Ведь главное – дядя Коля прилетал ко мне, и махал  мне рукой из зависшего вертолета. И, поверьте, это было почти как настоящий шлемофон.

   А может и лучше.